Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге:
"Три тысячи двести девятый".
"Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой..."

Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..

Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
"Три тысячи двести девятый"?

Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги

В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели,
Мы пред нашим комбатом, как пред Господом Богом чисты.
На живых порыжели от глины и крови шинели,
На могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали, проходит за осенью осень,
Наши матери плачут, и ровесники молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
Нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
Шли в атаку, над Бугом взрывая мосты.
Нас не нежно жалеть, ведь и мы никого не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

загрузка...